Она

Глеб совсем не скучал по бывшей жене. Одному ему лучше. Света все время забывала помыть посуду снаружи. Мыла только внутри. Дурацкая привычка. Он перемывал за ней по два-три раза.

— Енотик-полоскун, — смеялась Светка. В начале это казалось безумно милым. Затем начало раздражать. Еще она постоянно ходила дома босиком, даже зимой (чоп-чоп, чоп-чоп), сколько он ни покупал ей носки. А когда замерзала, приползала греть лапки о его спину (именно лапки — так он называл ее маленькие ладони). Потом, правда, снова шастала босиком. Видимо, чтобы он ее грел. Ей бы ходить в спортзал (бочка чуть-чуть убрать, фигурку подтянуть), а она тратила свои сбережения сосем не разумно, на дурацкие подарки. Например, в феврале подарила фонарик. Дорогой, фирменный. Вот и зачем Глебу в городе этот глупый фонарь?

Так вот, эта история случилась на второй год после того, как она ушла. Тот день был таким же, как все остальные. Глеб вернулся с работы поздно. Сел читать, но слова никак не хотели складываться в текст. То и дело отвлекался на мысли о работе (Алексей Валерьевич сказал — еще чуть-чуть так же попашет — выйдет на повышение). В конце концов захлопнул недочитанную книгу на первой главе, врубил сериал. Это помогало занять уставший мозг.

Ему снилось — Она вернулась под серое хмурое утро. Будто бы ничего не случилось и не было тех ужасных слов. Про ненавижу. Будто она не колотила маленькими кулачками по груди: «Да ты! Да ты!» Будто он не кивнул с притворным равнодушием на ее «ухожу»: «Катись!»

Так вот, ему снилось — в ту ночь кто-то тихонько прокрался в его спальню. Чоп-чоп. Чоп-чоп. Юркнул в постель, обхватив его со спины холодными «лапками». В ту ночь к нему в кровать и правда шмыгнуло что-то теплое. Оно дышало. Прижималось к нему. Когда стало совсем плохо, это что-то согрело его в ночной темноте.

На следующую ночь Глеб чувствовал себя не таким одиноким. Он даже хотел набрать Светин номер, спросить, не забегала ли она часом. А сейчас куда делась? Ушла перед самым рассветом, в шесть утра?! Растаяла в утреннем тумане?

Конечно, логика бывшей жены оставалась за пределами его понимания. Порой она могла накраситься перед ужином (хотя какой в этом смысл: перед сном макияж снова смывать, и нравилась она ему больше настоящей, без косметики) или постричь ногти на ногах перед походом на педикюр. Но это было слишком даже для его Светы. На всякий случай он зашел на ее страничку. Была онлайн три часа назад с домашнего компьютера. Снова полночи не спала.

«Наверное, просто приснилось», — думал Глеб, собираясь на работу. Впервые за два года он не испытывал желания, чтобы его ауди ненароком сбил внедорожник.

***
Она пришла и на следующую ночь. И на следующую. Когда у него сползло одеяло, Она осторожно поправила его. Ему нравилось просыпаться и чувствовать, что кто-то невидимый его обнимает.

— Ты что, новую бабу завел? — все подкалывал Толик из отдела набора кадров.
Глеб лишь загадочно улыбнулся:

— Да что вы, какие женщины! Я весь в работе!
— Так и надо, — одобрительно кивали коллеги и приятели. — Нечего из-за твоей так переживать. Не стоят они того!

Она была его маленькой тайной. Он не говорил о Ней даже не потому, что любой бы покрутил у виска. Скорее, боялся впускать кого-то в их сакральный мирок. Ему казалось, что, как только впустит, Она не вернется. И больше он не почувствует и Ее прикосновений. Не ощутит, как Она тихонько пробирается в его постель и греется лапками о спину.

Глеб приручал ее, как приручают маленького дикого зверька. Сначала она отстранялась, как только чуяла, что он ее чувствует. Потом немного осмелела. Однажды даже отважилась робко прижаться к его щеке. Так нежно, будто умоляя не выгонять. Будто прося о защите.

Ночью, когда не верить в ее существование (как тут не поверишь, когда Она прижимается теплым боком) было особенно сложно, ему нравилось мечтать, что это Ангел. Нет, всерьез он, конечно, не верил ни в Бога, ни в дьявола. Но бабушка в детстве рассказывала, что Ангелам порой тоже бывает холодно там, на небесах, сидеть по ночам и вырезать снежинки. Глебу нравилось мечтать, что Ангел прилетел на Землю погреться. И нашел приют в его доме.

***
Это случилось внезапно. Наверное, Она все-таки не Ангел. Он не испытывал такого ни с одной девушкой. Все, что у него было, до этого казалось жалкой тенью. Она словно познавала его изнутри. Она была невидима, но Ее руки гладили по-настоящему. Ее поцелуи были настоящими. Все было по-настоящему.

Когда-то ему казалось — слово «экстаз» лишь дурное словечко из дамских романов, но как еще описать этот переполняющий грудь восторг? Утром Глеб снова чувствовал себя влюбленным. (Как в день, когда они со Светой вешали замочек с надписью «Глеб + Свет =»на каком-то мосту.)

Не покидало ощущение, что он, Глеб, снова жених. По дороге на работу даже ругань других, по-утреннему сердитых шоферов он отвечал улыбкой от переполнявшего его счастья. Был словно окутан чудесным дурманом легкости и чуть заметной сладкой усталостью. Люди казались улыбчивее. Даже официантка в кафе, где он брал кофе, строила глазки:

— Вам кофе со сливками! Сейчас сделаю, и скидочку, как постоянному клиенту! Сейчас принесу сдачу.
— А можно на сдачу Вашу улыбку? — зачем-то брякнул он, любуясь внезапным сиянием, озарившим ее мягкое личико (его как будто бы подсветили фонариком). Она, хихикнув, убежала за сдачей — Глеб быстро вышел из кафе. В другое бы время он непременно бы взял телефонный номерок но ему показалось, Ангелку это не понравится.

***
Впервые за долгое время он хотел возвращаться домой. Она ждала его. Прижималась к губам поцелуем (это было похоже на мягкое прикосновение ветра), как только он входил в квартиру. Тихонько обнимала сзади, когда он готовил. Работу он воспринимал как восьми- девятичасовой перерыв между встречами с Ней.

Но она была ненасытна. Глеб был уже не молод. В свои тридцать восемь он теперь чувствовал себя на пятьдесят. Все больше ценил сон, а Ангелок (так он по привычке ее называл).... Где-то через месяц, когда ночью ощущал прикосновение ее притворно-робких, умелых рук, он впервые ощутил вместе со ставшим привычным возбуждением раздражение.

Ей же хотелось снова и снова. Ему — выспаться. В день, когда их отношения дали сбой, он задержался на работе дольше обычного. Безумно устал. По дороге домой вдруг вспомнил, как давно не виделся с друзьями. Что они по сравнению с космическим счастьем, что он испытывал в Ее объятьях?! С трудом дойдя до постели, Глеб рухнул в надежде уснуть. Тут же почувствовал легкое поглаживание Ее руки.

— Только не это, дорогая, только не сейчас, — сонно забормотал Глеб. Впервые ему приходилось отказывать девушке. — Не обижайся, ты прекрасна.

«Но сейчас меня больше привлекают восемь часов полноценного сна», — добавил он про себя. Если бы ему раньше довелось слышать что-то про изнасилование мужчины, он бы долго смеялся. В тот вечер она словно назло потянулась к его губам. Глеб попытался скинуть ее, но тело вдруг парализовало. Он все чувствовал. Все понимал. Сознание не дремало. И ничего не мог сделать. Среагировал как обычно. Потом еще раз и еще. Его тело, его предательское тело ему не подчинялось!

Вдоволь набаловавшись, Она отстала. Глеб чувствовал себя выдавленным и выброшенным, как тюбик с зубной пастой. На утро он долго полоскал рот, пытаясь избавиться от гадкого ощущения, как будто бы он отравился, съел что-то не то. С восходом солнца ее присутствие в его жизни, привычно казалось игрой воображения. «У тебя год не было девушки — вот и разыгралась фантазия!» — угодливо подсказывало сознание. «Что-то давненько у тебя оно разыгралось», — хмыкнул внутренний голос.

На столе все лежал подаренный Светой фонарик. Глеб открыл интернет и долго читал. Британские ученые мудро и слаженно объясняли подобные явления сонным параличом. Мозг просыпается, тело же остается неподвижным. Это каким-то образом вызывает галлюцинации, в том числе и эротического характера (если кто-то долго воздерживался). Про сонный паралич Глебу очень понравилось. Просто и логично. Прекрасное объяснение, очень правдоподобное.

...Почему тогда она могла дотрагиваться до него, когда он не был парализован? Ему вспомнилось, как она легонько дышала ему на ухо, как гладила его по спине. Так нежно…

Глеб выругался. Куда бежать? К психологу, психиатру? Но он чувствовал ее прикосновения! «Я не верю в русалок, домовых, леших и прочий бред! — упрямо подумал он. — Это были глюки подвыпивших деревенских мужиков!».

Меньше всего ему хотелось звонить Вике, к тому же она была подругой Светы. Она занималась мифами. Правда, еще она постоянно смеялась и болтала, еще называла его «Глебушек-Хлебушек», считая это остроумным. Глеб не знал, что в ней раздражало его больше.

— О, какие люди! Хлебец позвонил, — противно захихикала Вика.
— Слушай, а как называется нечисть, которая приходит по ночам к мужчинам. Обнимает, парализует и…
— И что? — судя по игривым ноткам она все поняла, но хотела его помучить. Где-то минут надцать, во время ее «наводящих» вопросов, Глеб чувствовал себя школьником, которого застали за просмотром неприличных картинок. Наконец Вика смиловалась:
— Демоны, которые питаются похотью, называются суккубы, — снова взрыв хохота. — Бойся: они охотятся на мужчин! Изолируют их от общества и питаются сексуальной энергией бедняжек. Могут даже насмерть «залюбить»! Неконтролируемые приступы агрессии и одержимость объектом страсти — идет в комплекте. А-ха-ха, страшно? Вот только зачем эти знания Хлебушку?

Он не стал говорить ей, что на него покусился суккуб. Она и так расскажет подруге об этом звонке, но чтобы Света узнала о том, что беднягу-бывшего после ее ухода одолевают эротические галлюцинации, Глебу не очень хотелось.

— Для работы над творческим проектом, — замялся Глеб, не придумав что-то получше (какие, к черту, в его фирме творческие проекты). — Извини, у меня на другой линии звонок, — нашелся он и, чтобы не давать заинтригованной Вике пищу для болтовни, повесил трубку.
***
На работе он то и дело допускал ошибки, отвлекался на статьи по эзотерике. Сегодня он был очень хреновым специалистом по бухгалтерским отчетам. Зато — хорошим в демонологии. Она делала все, как описывали книгах: соблазняла, угодливо потакая его догадкам-фантазиям, втиралась в доверие. Занимала все возможное пространство. И медленно убивала, вытягивая жизнь тихими нежными поцелуями. Даже сейчас, после того, что она сделала, он не мог избавиться от мыслей об ее запахе, о прикосновении ее холодных «лапок».

— Глеб, ты знаешь, сколько тебе страниц еще писать осталось? — вырвал его из сладкого морока голос Толика.
— А ты знаешь, чем суккуб отличается от лярвы, — еле удержался, чтобы не заорать на него, Глеб. Господи! За что ему все эти знания! «Вот и вспышки агрессии подкатили!» Больше всего ему хотелось вырубиться. Но Глеб заставил себя пойти в спортзал. Хочет отстранить меня от людей? Пусть попробует!

— Неважно выглядишь, бро, — заметил приятель, с которым они вместе часто болтали после тренировок. Впервые в жизни Глеб не был благодарен ему за честность. Да что вы все на меня! Что вы знаете о моей жизни! Достали! Сволочи!

— Эй, эй, полегче, — тот, видимо, почувствовал что-то не то, сделал шаг назад. «Я чуть его не ударил. Человек сказал, что я неважно выгляжу. А я чуть не ударил его по лицу!» Дико болела голова. Казалось, он вырубится и проспит часов двадцать, как только коснется подушки.

Пришел домой, заварил чаю, пытаясь продержаться до ночи. Если он вырубится до десяти, ночью он точно не заснет. Глеб пытался доделать отчет по работе (почему-то все время посматривая на Светкин фонарик), но уже через двадцать минут, когда написал слово отчет через «д», понял, что от него не то что мало толку — много вреда.

Включил какой-то сериал про адвокатов. Он вообще-то не очень любил бытовуху на экранах, больше нравилось фэнтези. Сейчас хотелось чего-то адекватного. Глеб не прогадал: на третьей серии рутинных баталий между адвокатами и судьями далекого Нью-Йорка все, что с ним произошло, казалось совсем нереальным. Бредом воспаленной фантазии. «Какой нафиг суккуб?! Примерещится же такое!»

Сериал все еще шел, когда появилась Она. На небе уже проснулись звезды, как будто бы разлетелись брызги с кисточки небрежного художника. Глеб почувствовал, как что-то тяжелое сдавило грудь. Она напиталась его энергией так, что он вполне мог различить ее полупризрачный силуэт. Она была, конечно же, прекрасна. Кожа сияла в темноте, образ угодливо подстраивался под все его фантазии. Глеб зажмурился. Перед внутренним взором тут же замелькали непрошенные видения. Он сопротивлялся и ласкам грудастых актрис и современным инстаграм-девочкам, которым время от времени ставил лайки.

— А так, енотик-полоскун? — вдруг зашептал на ухо Светиным голос. Это были ее руки, ее слова. Глеб не понял, что повлияло: бессонница ли, затуманенное ли мороком сознание. Но в один момент он перестал понимать, что Она не Света.

***
На этот раз она отстала в пять утра. До этого лежала рядом, тихонько поглаживала его, шептала на ушко всякие глупости, как влюбленная девочка. Как влюбленная Света. На каждое её прикосновение предательское тело отзывалось мурашками. Когда небо начало сереть, Она прижалась к его щеке губами, поставила вульгарный засос. Пометила.

«Как же с таким приду на работу?» К счастью, он быстро прошел: через десять минут от засоса остался лишь маленький след. Это нужно было, чтобы он знал. Чтобы помнил, кому он принадлежит. На работе Глеб умудрился поссориться с бухгалтером и уборщицей одновременно.

— Бугородский! Зайди-ка ко мне.

Начальник начал издалека, но с первых слов Глеб понял речь идет не об обещанном повышении. Конечно, он все понимает. У всех бывает сложный период. Но он когда-нибудь должен заканчиваться, а у Глеба что-то не кончается. И его личные проблемы не должны влиять на дела фирмы. Видел он последний отчет… На этих словах Глеб задремал. Очнулся, когда Алексей Валерьевич грозился уволить его если он в этом месяце хоть раз допустит нечто подобное.

«Конечно-конечно», — промямлил Глеб, утонув в извинениях. Он сел за руль. Она подмигивала ему со всех уличных плакатов. Когда Глеб включил радио, из него вместо привычных шуток доносился Ее голос. От неожиданности Глеб чуть не врезался в столб. Выругался.

Черт подери, готов был поклясться, ей было выгодно, чтобы он врезался! Чтобы его выгнали с работы! Нет, не Свете, а той, что нагло надела ее личину, той, что прокрадывалась в его спальню, притворяясь то заблудшим ангелом, то возлюбленной. Ей выгодно, чтобы он испытывал ужасные эмоции. Она за ними и прилетает.

***
Настала ночь. Глеб зачем-то взял подаренный Светой фонарик с собой. Он знал, что Она придет. Но не ожидал, что явится в том образе, в котором пришла к нему впервые. Не блистательной демоницы, а робкой девочки, которая ищет тепла, хочет погреть «лапки». Чоп-чоп. Чоп-чоп. И от этого все было еще сложнее. Она дотронулась до своих волос, будто бы прихорашиваясь. Привычным жестом приняла Светины черты. Черты ее улучшенной версии...

А Глеб вспоминал Настоящую Свету. Ее улыбку. Глаза (голубые с чуть заметной зеленой крапинкой), родинку на губе. Щербинку. Ее неидеальную фигуру. И пухловатые бедра, и короткие ноги. Вдруг почувствовал свет в груди. Наверное, он был от того давнего глупого дорогого подарка. Фонарика. Его было так много, что он заполнял все пространство комнаты и квартиры.

Она все кричала и кричала, растворяясь в февральском холодном воздухе. Порождение одиночества, холода и пустоты. Глеб долго смотрел в окно и думал, что ему больше ничего на этом Свете не страшно.

Света спала в пустой квартире на другой стороне города. Чуть подмерзала, куталась под два одеяла, чтобы согреть «лапки», не зная, что для Глеба она фонарик. Что каждый для кого-то фонарик…

Автор Власова Александра, картинка из интернета