Советские пионерлагеря! Именно там рождалась и развивалась специфическая детская культура эпохи Застоя-Перестройки. В лагере происходило тесное общение, которого были лишены дети, живущие обособленно в своей повседневной «городской» жизни. Дружба, приятельство, общие игры во дворе, в школе, на даче - это не то. Тут контакт не был вынужденно-круглосуточным. А в отряде ребятки тусовались в своём кругу постоянно.
К примеру, из пионерлагерей все привозили так называемые садистские стишки про Маленького Мальчика и прочих героев, распиленных и упавших с крыши, зарубленных или съеденных. Помните? Классика чёрного юмора.
«Маленький мальчик нашел пулемёт. Больше в деревне никто не живёт.
Только осталась старуха Матрёна. Жаль, на неё не хватило патрона» .
«Два землекопа мину нашли. Что с нею делать не знали они.
Чётко сработал взрывной механизм - чей-то на ветке повис организм» .
«Девочки в поле цветы собирали, мальчики рядом в индейцев играли.
Маша нагнулась - в ж*пе топор! Ловко кидает индеец Егор!»
В подростковом возрасте я активно коллекционировала эти стишки, даже до сих пор многие из них помню. Не знаю, откуда они взялись, кто их сочинял и с какой целью, но среди детей они были невероятно популярны. Я считаю, что эти глумливо-жестокие четверостишия были реакцией на образ «хорошего пионера», читающего стихи о Ленине, помогающего вожатым изобличать нарушителей и рисующего стенгазету на тему:«Нет!» ядерной бомбе!»
Что интересно, этот вид лагерно-дворового фольклора начал забываться в начале 1990-х, когда был уже, что называется, выпущен пар. И, когда, собственно, пионерлагерная жизнь сошла на нет. А ещё из лагерей привозили песни. Опять-таки, народно-дворовые, блатные, переделанные из каких-то других. Я бы назвала этот жанр - детским шансоном. «Звени бубенчик мой звени, гитара пой шута напевы, / Я расскажу вам о любви шута с прекрасной королевой...»
Краткое содержание - Королева попросила Шута спеть серенаду и, пленившись его пением, подарила ему поцелуй. Король обиделся, велел отрубить голову Шуту, а Королева ещё долго ходила к нему на могилку. Дальше - больше. И тут - смертушка и поножовщинка. «Вот в воздухе сверкнули два ножа, два ножа. Пираты затаили всё дыханье - / Все знали, что дерутся два вождя - два вождя, / Два мастера по делу фехтованья».
А ещё была совершенно грандиозная песня про Олю, которая собирала васильки, но была настолько цинична, что заявила юноше о своей нелюбви. Он её и укокошил. На самом деле, первоначальной основой этой песни служит отрывок из стихотворения поэта XIX века Алексея Апухтина «Сумасшедший». Да-да, снова - нож и кровь: «Юноша вынул кинжал, низкой над Олей склонился / Алая кровь потекла, синий венок покатился».
И таких песен - со смертоубийствами и ужасными расправами было очень много. Всё это накладывалось на так называемые страшные истории - про Чёрную Руку, Красную Перчатку, гроб на колёсиках и прочие: «Девочка-девочка, не заходи в дальнюю комнату, а девочка зашла...» Интересно, что советскую детвору тщательно оберегали от хорроров и триллеров, но нет - ребята очень любят ...бояться. И вообще, тема Танатоса в детстве - это особый смысл. «В Кейптаунском порту с пробоиной в борту... Но не вернулись в порт, и не взошли на борт / Четырнадцать французских моряков».
Зина Корзина (с)
Комментарии (0)