Сегодня мне приснился Джуля. Странно, он никогда не снился мне раньше… Я даже не вспоминал о нем эти годы…
Я увидел его впервые, когда мне было шесть лет. Мама на лето закинула меня к деду с бабкой, и все каникулы я провел в обычном дворе на Турхане. Хотя нет. Этот мир отличался от моего – стандартного. Он был ярче, свободней и опасней для толстого мальчика, который собирался в первый класс.
С одной стороны двор граничил с «железкой», другой край «географии» завершали бараки. Еще рядом были Терек и «водная» на Китайской. Мои новые друзья казались мне жителями другой планеты – они легко влезали в драку, отчаянно купались в Тереке, били голубей из рогаток и совершали набеги на сады. Они были старше меня. Кто на год, а кто и на три. Тогда эта разница казалась пропастью, и я гордился, что со мной вообще разговаривают.
А еще во дворе жил Джуля. Это был огромный пес темной масти, с лобастой коричневой головой. В нем легко угадывались доги и овчарки, волкодавы и сенбернары. Наверняка кровь этих пород текла в его венах. Он был огромен. И когда он первый раз подошел ко мне, ему не пришлось тянуть ко мне голову. Он посмотрел в мои глаза, шумно втянул мой запах и отошел в сторонку. «Он тебя признал!» – обрадовались пацаны. Джуля жил во дворе всегда. Видимо, названный когда-то Джульбарсом, он с годами стал Джулей. Мне было странно видеть, как «взросляки» – парни по четырнадцать-шестнадцать лет – таскали ему косточки из дому, трепали по голове и вспоминали: «А помнишь, как Джулька кота загнал на дерево? Мы тогда в пятом учились!» А вредные старушки, которые ненавидели нас, кошек, погоду и все остальное, никогда не пытались сказать «Кыш!» Джуле. Никто не знал, сколько ему лет и как он стал жить именно в этом дворе. Да мы особо и не задавались этим вопросом. Как-то естественно было, что Джуля был, есть и будет.
Нам завидовали обитатели всех остальных дворов, и даже бараков, от пяти до восемнадцати лет. И время от времени в сопровождении «бараковских» у нас во дворе появлялся конкурент Джули. Псы были не меньше Джули, но дело никогда не доходило до драки. Он тяжело подходил к конкуренту, как-то выгибался, увеличиваясь в размерах, в его глазах загоралась дикая ярость, и соперники просто убегали, повизгивая. А Джуля, в очередной раз установив «статус кво», мчался за нами на железку или в сады. Он даже ходил с нами драться на Терек. Лежал в стороне и грустно наблюдал, как мы с «ногирскими» ломаем друг другу носы. Но сам никогда не вмешивался. Мы и не пытались натравить его на «врагов». Никому из нас и в голову не могло прийти приказывать что-то этой собаке. Это было все равно что сказать «взросляку»: «Сходи за семками!» Пес никогда не прибегал на свист. А еще он никогда не пил из луж и не заходил в воду. Когда-то на «водной» Джульку цапнул рак. Это было, наверно, больно и обидно, и он запомнил это навсегда. А воду он пил из уличного крана. Если кран был закрыт – садился и терпеливо ждал, когда какой-нибудь обитатель барака выйдет с ведром.
…Как-то получилось, что все мое свободное время, включая выходные, проходило на Турхане. Мир и страна менялись. Вокруг что-то грохотало и перестраивалось, развенчивалось и развинчивалось, но до нас не долетали даже брызги. Мы росли, делая луки, как у Робин Гуда, и шпаги, как у Боярского, слушали «Ласковый май» и тайком курили «БТ». Джуля был рядом. Он не одобрял «Ласковый май» и «БТ», но с удовольствием становился специальной собакой мушкетеров. И плевать, что в кино у мушкетеров никакой собаки не было! Но чаще Джуля просто ложился рядом с нами и внимательно смотрел и слушал. Ему уже тяжело было носиться, как раньше. Он старел. Левый глаз с каждым годом все сильней затягивался мерзкой белой пленкой, он уже не всегда слышал, когда кто-то звал его, и все чаще часами лежал, положив голову на вытянутые лапы. Коты, осмелев, бегали у него под носом, соседские псы нагло забегали на нашу территорию. Но Джуле было все равно. Он все так же улыбался всему двору в сорок два зуба и с благодарностью пил воду из миски. К крану в бараках ходить он уже не мог, а из лужи пить так и не научился… Мы вызывали ветеринаров и мучили аптекарш – мы точно знали, что есть где-то лекарство. Не наше – японское. И если Джуля его выпьет, он выздоровеет!
А однажды он лежал во дворе и не услышал, как, урча мотором разворачивается хлебовозка… Когда мы прибежали, Джуля был еще жив. Его голову держал на коленях Фела – водитель хлебного фургона. По лицу Фелы текли слезы и капали на Джулину морду, смешиваясь с собачьей кровью.
Фела поднимал глаза на окружавших его соседей и все время повторял: «Я его не видел! Честное слово, не видел!» – а Джуля пытался лизнуть Феле руку и лицо. Он помнил Фелу маленьким и не обижался на него. Наверно, просто не умел. Малолетки еще бегали вызывать «скорую», но нам, двенадцатилетним, все было понятно. Тут не помогли бы и японские таблетки.
Потом еще долго Феле прокалывали колеса, били зеркала и кричали вслед «живодер». Он только втягивал голову в плечи и молча менял скаты. Родители предлагали купить нам другую собаку. Глупо. Разве можно купить собаку для всего двора? Она обязательно будет чьей-то.
Закончилось то лето. Потом и следующее. Я поступил в универ, у меня появилась новая компания, и я перестал проводить время на Турхане. Закончилась «та» страна и началась «эта». Всех здорово раскидало. Валек сел, Алика выпустили, Рыжий из пятого в ментовке работает. У Сявы уже трое детей, Кудар в Москве, Миха оказался евреем и уехал в Штаты. Робсон «борщнул», Олег «завязал». Жизнь продолжалась. Потом бабушка переехала к нам поближе, квартиру продали, и я совсем перестал там появляться. Только иногда встречал детских друзей, обменивался с ними неискренними «Где ты? Как ты?» и уже через минуту забывал об их существовании.
А недавно за каким-то чертом я оказался в том районе. Я удивился – какое все тут маленькое. Тогда этот мир казался мне огромным. Но потом я понял, что особо ничего не изменилось. Снесли уродливые бараки и построили такие же уродливые пятиэтажки. Никуда не делись общаги с беженцами. Правда, вокруг них уже носятся дети и внуки ТЕХ беженцев, а в окнах стоит пластик. На месте был ларек «Овощи-фрукты», в котором однажды перед Новым годом продавали бананы. В обувной мастерской Сурена работал какой-то парень. На лавочке сидел тот же алкаш Челя. А может, и не он. По двору носились мальчишки. У них в руках были мечи и щиты, за которые я бы удавился в детстве. Я спросил у одного из них:
– Эй, у вас есть собака?
– У меня? Нет.
– Да не у тебя лично! Во дворе есть собака? Дворовая. Общая.
– В смысле, бродячая? Не-а, нету. Зачем?
Действительно… зачем?
А вы не знаете, к чему снятся собаки?
Комментарии (0)