Я не испытал большой радости, когда отец попросил меня съездить в лес, к старой избушке деда. Дед постоянно в лес ходил, а как бабушки не стало, так вообще пропадать там стал. В город выбирался редко, да и то лишь за тем, чтобы запасы папирос и чая пополнить. Остальное ему лес давал. Он так сам говорил. И в бороду колючую усмехался. Любил он лес. Наверное, даже больше жизни любил.
Я выехал зимним утром субботы, когда жители нашего городка сладко спали в своих кроватях, укрывшись теплыми одеялами, и видели добрые сны. Но мне предстояла долгая дорога. Сначала на автобусе до последней остановки, потом пешком три часа по лесу до дедовой избушки. Отцу какие-то вещи его понадобились, а я не мог отказать. Поэтому, взяв рюкзак с провиантом, я отправился на остановку, где успешно сел в автобус, который водил дядя Саня.
Сколько я себя помнил, дядя Саня всегда был водителем этого автобуса. Даже старел вместе с ним. Вот и сейчас он улыбнулся мне, кивнул в сторону пустого салона и, взяв из моих рук мелочь на билет, закрыл двери и тронулся в путь.
Пока я ехал, воспоминания сами по себе вернулись к деду, а в мыслях возникло его доброе лицо. В детстве я любил ездить к нему на выходные в лес. Постоянно просил отца, чтобы он проводил меня до остановки, а потом бодро шел по лесу до дедовой избы. Воскресным вечером он провожал меня до конечной остановки и, проводив, возвращался в избушку.
Я всегда ждал выходных с особым трепетом. Ждал, когда дед меня обнимет и прижмет к своему колючему свитеру, пропахшему хвоей и дымом, а потом заварит крепкий чай и даст кусок грубого хлеба с вареньем. Ждал, когда мы с ним пойдет гулять по лесу, собирать какие-то пахучие травы, да проверять силки на зайцев. Вечером дед из зайца жаркое делал. С картошкой и травами, которые мы собирали. Вкуснее этого жаркого я ничего не ел. Даже став взрослым, и уехав в другой город, я постоянно вспоминал дедову нехитрую стряпню, от запаха которой текли слюнки и кружилась голова. В лесу голова часто кружилась. Всему виной чистый воздух. Такой не найдешь в городе. Только в лесу.
Выйдя из автобуса, я помахал рукой дяде Сане и, проводив его колымагу задумчивым взглядом, поправил рюкзак на спине и, вздохнув, отыскал знакомую дорогу, которая вела к избушке. Несмотря на зиму и мелкий снежок, летевший в лицо, лес пах, как и прежде. И голова кружилась.
Пахло прелой землей, чем-то сладким, терпкий запах древесной коры щекотал ноздри, а в глазах застыли слезы, когда я дошел до могучего дуба, возле которого меня обычно встречал дед. Сейчас царь деревьев спал, укрытый снежной шубой, а снег под его кроной был девственно чистым и ровным.
Вздохнув, я улыбнулся и направился дальше. Три часа по заснеженной дороге, которая почти не видна. Но я помнил путь до мельчайших деталей. Знал, что надо повернуть направо у трех березок, потом идти прямо до родника, а затем еще раз повернуть направо и идти, пока не покажется дедова избушка.
Избушка немного покосилась, а сугробы почти достигли небольшого оконца, в котором когда-то горел мягкий, желтый свет. Как маяк для усталых путников, которые замерзали в темном лесу. Сейчас окно было черным, и над трубой не вился дымок, из-за чего мне снова стало грустно. Я знал, что так и будет, когда ехал в автобусе. Но не думал, что настолько.
Вздохнув, я взял широкую лопату для снега, которая стояла возле двери, и приступил к расчистке снега. Раньше этим дед занимался, а теперь настал мой черед. Снег скрипел, когда в него вгрызалась лопата, и рассыпался на сверкающую пыль, когда я отбрасывал его в сторону, очищая проход к избе и дверь. Но потрудиться все равно пришлось, а когда я закончил, то понял, что мне больше не холодно. Было жарко и весело. Как когда-то давно.
Войдя в избушку, я грустно обвел холодное помещение взглядом и, улыбнувшись, подошел к печи. Когда в темном горниле заплясал огонь, я снова вздохнул и, бросив рюкзак на аккуратно застеленную кровать, взял в руки закопченный чайник и налил в него заранее набранной в роднике чистой воды. Затем, заварив себе чай из дедовых запасов, я присел на кровать и, осторожно пригубив терпкую жидкость, пахнущую душистыми травами, улыбнулся. Изба оживала на глазах. Как когда-то давно. Не хватало только деда, который сидел на табурете возле окна и, весело попыхивая папиросой, рассказывал мне про лес.
Я любил его истории. В них всегда находилось место чему-нибудь интересному. То зайцу, которого дед случайно спугнул и тот, бросившись бежать, врезался в дерево и так и не оклемался. То лисе, приходящей под утро, которая постоянно скреблась в дверь и просила её впустить. Только вот убегала рыжая чертовка сразу, как только дед дверь открывал. Иной раз и волки приходили, но деда они никогда не трогали. Всегда в сторонке стояли, смотрели молча на избушку и потом уходили в ночь.
Ночью дед мне и другие истории рассказывал. То о лешем, который у него под окнами ухал, то о русалках, которые на деревьях песни пели, то о домовом, что за печкой живет. Я же слушал его хриплый голос и замирал, когда за окнами хрустели ветки или снег, а за печкой кто-то копошился. А дед смеялся. Смеялся, закуривал свою папироску, поправлял мне одеяло и еще долго сидел, прищурено смотря в горнило печи, где тлели угли.
Я вздрогнул, когда в дверь кто-то тихо поскребся. В голове тут же возникли дедовы истории про лешего и русалок, а под ложечкой неприятно засосало. Но я мотнул головой и, громко рассмеявшись, подошел к двери и резко её открыл. Слишком резко. А потом удивленно посмотрел на старого пса, который сидел на пороге и смотрел на меня.
— Ты что тут делаешь, дружок? – спросил я и поежился, когда в лицо дунул морозный ветер. Погода портилась. Может, охотники гуляют неподалеку, а пес отбился? Нет, собака уже старая и таких не берут на охоту. Им тяжело по сугробам скакать, да и нюх уже не тот. Может, дед завел на старости лет собаку?
Пес был старым. Большие и умные подслеповатые глаза с прищуром, седая морда, редкая шерсть. Обычная дворняжка, которых в каждом городе тысячи бегают, да в мусорных баках роются.
— Потерялся? – спросил я, присаживаясь на корточки и протягивая псу руку, как учил дед. Пес осторожно обнюхал её, а потом, лизнув, завилял тощим хвостом. Только как-то быстро и нервно. Ойкнув, я понял, что собака попросту замерзла и, отойдя в сторону, освободил проход, после чего похлопал себя по бедру. – Заходи. Погрейся.
Пес не ответил, но осторожно переступил порог и фыркнул, когда ему в морду повеяло теплом. Он медленно подошел ко мне и начал ластиться. Улыбнувшись, я почесал собаку за ушком и растерянно обвел взглядом полки рядом с печкой.
— Ты есть, наверное, хочешь? – вновь спросил я. Пес зевнул и, подойдя к печке, свернулся колечком и, прижавшись к теплому кирпичному боку печи, закрыл глаза. Хмыкнув, я подошел к кровати и, раскрыв рюкзак, вытащил из него две банки тушенки, которые мне предусмотрительно сунул отец. Он, как и дед, постоянно говорил о том, что в лес без провизии соваться нельзя. Лес ошибок не прощает. Лучше пусть тяжело будет, но сыто.
Быстро разогрев одну банку на сковороде, я поделил порцию пополам и, положив часть в чистую тарелку, поставил рядом с псом. Тот облизнулся, осторожно понюхал мясо и посмотрел на меня. – Кушай, бедняга. Кто знает, сколько ты тут уже по лесу ходишь.
Пес не ответил. Понюхал он мясо, задрожал снова и медленно принялся есть. Я, улыбнувшись, погладил его по голове и, повернувшись к окну, вздохнул. Погода разгулялась не на шутку. Снегопад усилился, солнце скрылось за темными тучами, а ветер громко выл и срывал с деревьев зимние шубы. Понятно, что домой идти нет смысла, пока не распогодится.
Кивнув, я снова открыл рюкзак и вытащил из него еще две банки тушенки, пачку чая, спички и теплый свитер. До завтра хватит, чай у деда и так есть, дров достаточно. Да и новый друг ласково смотрел на меня и тыкался носом в пустую тарелку, которую вылизал до блеска. Дед всегда говорил, что если в лесу кому-то помощь нужна, то её обязательно оказать надо. Неважно кому. Зверю или человеку. Добро к тебе всегда вернется, а совесть спокойна будет, да и лес поблагодарит тоже.
Хмыкнув, я снова поставил чайник на огонь и подошел к полке рядом с кроватью, на которой стоял небольшой образок с Василием Чудотворцем и дедовы книги. Читать дед всегда любил, а его библиотека хоть и была маленькой, но даже я там умудрялся найти что-нибудь для себя. Сказки про зверей, к примеру, или рассказы Виталия Бианки. Были тут у деда и травники тех годов, когда меня еще в проекте не было, и энциклопедии старые. Одну я очень любил листать вечерами, когда дед закутывал меня в одеяло, а сам отправлялся за водой или дровами для печи.
Я рассматривал карты других стран, читал о древних городах и народах, о великих царях и могучих войнах. А потом засыпал и видел яркие сны. Ну а если в них пробирался кошмар, то было достаточно открыть глаза и увидеть, что дед спит рядом на соседней кровати. И тихо похрапывает. Спокойно. Все кошмары сразу убегали, а ветер за окном становился уютным и похожим на колыбельную.
Ночью мне снились странные сны. Я, задыхаясь, бежал к дедовой избушке и никак не мог добежать. Я видел желтый свет, который горел в окне, и дым над трубой. Видел и деда, который стоял на пороге и махал мне. В правой руке он держал свою любимую металлическую кружку, из которой всегда пил чай, и улыбался. А я бежал и бежал. Ноги были словно вата, грудь горела от морозного воздуха, а избушка все удалялась и удалялась от меня. Я так и не попрощался с дедом, когда он ушел. Задержали рейс, я проторчал почти сутки в аэропорту и опоздал. Вот и сейчас я бежал к деду и не мог добежать.
Вздрогнув, я проснулся, когда на кровать прыгнуло что-то тяжелое. Но тут же успокоился, увидев седую морду моего нового друга, который свернулся калачиком в ногах и завилял хвостом. Я похлопал рукой по груди и пес, с опаской, лег ближе, чтобы я мог достать до него рукой. Он смешно фыркал, когда я чесал его за ухом и постоянно тыкался мокрым носом мне в ладонь, если я переставал его гладить.
За окном бушевала метель, но в избе было тепло и уютно. Рядом со мной лежал старый пес, в печи тлели угли и пахло чаем с дикими травами. Не хватало только одного. Запаха дедовых папирос. Улыбнувшись, я взял с тумбочки пачку и коробок спичек. Затем, чиркнув спичкой, наполнил избушку терпким дымом и грустно вздохнул.
Второй сон был добрым. Мне снова снился дед. Он улыбался, гладил меня по голове и курил папироску. От тепла сладко защемило в груди, когда он налил в кружку кипяток и в воздухе разлился аромат его чая. Дед пил чай, смотрел на меня, а я боялся пошевелиться. И молчал. Не знал, что сказать ему. Но его глаза говорили мне о том, что он и так все знает.
Проснувшись, я протер глаза и сильнее закутался в одеяло. Печь давно потухла, и в избе было холодно. Даже пес прижался ко мне еще сильнее. Обычно дед разжигал утром печь, пока я еще спал, а тут мне пришлось вылезать из-под одеяла и, дрожа от холода, разводить огонь. Собака сонно посмотрела на меня и, свернувшись, снова уснула. Таким был и я. Слышал, как дед гремит кочергой и заслонкой, тихо бормочет что-то под нос, а потом гладит меня по голове и говорит, чтобы я спал дальше. Рано еще. И я спал. И видел добрые сны.
Выйдя из избушки, я поморщился, когда в глаза ударило солнце, отражающееся от снега. Все было таким ярким и белым, что слезились не только глаза, но и сердце. Я вспомнил, как помогал деду расчищать двор от снега, как таскал дрова в общую кучу и потом пил горячий чай, прижимая к себе металлическую кружку. В этот раз я был здесь один. Если не считать старого пса, который вышел вслед за мной и фыркнул, понюхав снег.
Он ласково помотал хвостом, подбежав ко мне, и даже сделал попытку отобрать у меня лопату, которой я вновь принялся орудовать. Пришлось отложить и поиграть со старым дуралеем. Пес с радостным лаем носился за снежками, которые я быстро лепил и кидал в разные стороны, а затем приносил их обратно. Частично, конечно. Правда он быстро замерз и стал скрестись в дверь, прося впустить его в избу. Впустив его, я разогрел еще немного тушенки и, вздохнув, снова отправился во двор.
Затем, пополнив запас дров и натаскав воды домой, я взглянул на часы. Пора домой, пока погода снова не испортилась. Завтра у меня самолет, а послезавтра все как обычно – работа, дом, семья, друзья. Я улыбнулся, когда из избы выглянул пес и коротко гавкнул, привлекая внимание. Да, новый сосед тоже все понимал. Прямо, как дед.
Вернувшись в избу, я собрал дедовы вещи, постоянно сверяясь со списком, который мне дал отец. И с каждой вещью, исчезающей в рюкзаке, мне становилось невероятно грустно. Понятно, что отец решил постепенно освобождать избу, но в следующий раз здесь не будет некоторых дедовых книг, маленького образа на полке, колючего свитера на кровати и жестяных баночек с чаем. В какой-то момент изба станет пустой и холодной, пока не развалится совсем.
Вздрогнув, я мотнул головой, отгоняя грустные мысли и еще раз обвел избу взглядом. Сейчас здесь все было так, словно дед просто вышел на улицу и скоро вернется. Пахло чаем, от печи тянуло жаром, а в воздухе ощущался даже запах его папирос. Я потушил угли, сгреб их в ведерко и залил водой, после чего закрыл горнило и повернулся к старому псу, который грустно на меня смотрел.
— Чего? – усмехнулся я. – Думал, что я тебя тут брошу? Пойдем со мной. Сейчас поводок тебе соорудим какой-нибудь, чтобы не убежал.
Но пес тихо заскулил и отодвинулся в сторону, когда сделал к нему шаг. Словно не хотел уходить.
— Ты замерзнешь тут! – рассердился я, хлопая себя по бедру. – И кормить тебя никто не будет!
— Пф… — фыркнул пес и, тяжело поднявшись, побрел к двери, опустив хвост.
— Ты не хочешь идти? – спросил я, подходя ближе. Пес не стал отворачиваться. Лишь лизнул мне руку и грустно посмотрел в глаза. Когда-то дед говорил, что лес – это дом. Дом для тех, кто надеется найти здесь приют. Пес слабо поскребся в дверь и, когда я открыл её, выбежал во двор. Он скачками помчался к лесу и задержался лишь на секунду. Обернулся и посмотрел на меня. В груди екнуло, а глаза заслезились против воли. И мороз был тут не при чем. Пес гавкнул, вильнул хвостом и скрылся в кустах, покрытых снежной шапкой, словно его и не было.
— Прощай, дружок, — улыбнулся я и, повернувшись, обвел взглядом темную избу. – Прощай, деда.
Идти было тяжело. И дело было не только в сугробах. Я обернулся еще раз и посмотрел на избушку, понимая, что еще нескоро сюда вернусь. В какой-то миг я увидел знакомую серо-коричневую шерстку и далекий звонкий лай. Словно со мной прощался сам хозяин леса.
Автор: Гектор Шульц
Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓
Комментарии (0)