— Настасья, ты Пусю не видала? — дед Макар вошёл в дом, выдохнув первый морозный пар ноября — Ночевать сегодня не приходила. И вчера вроде не видел её. Может на батарее кости греет, к морозам готовится?
— Нет, дома её нет. Я утром сметаны ей в миску подложить хотела, а там с прошлого дня не доеденная. Может на мышей в сарае охотится?
— Пойду, позову, а то скучно без неё новости смотреть, никто не потрётся, не помурлычет, не поспорит.
— Ну, давай, хотя ты же знаешь, Пусю с охоты не вытащить покуда мышь не поймает — Настасья принялась намывать кошачью миску: положить любимице свежей сметанки.
Дед Макар да бабка Настасья коротали вместе уже почти 60 лет. Обоим было чуть за 80. Считай всю жизнь бок о бок. Трое детей, пять внуков и уже два правнука. Старики считали, что жизнь прожили не зря, трудились, детей растили. Как и у всех бывало и хорошее и худое в жизни, но о плохом они не вспоминали. Всё так же мал-мала трудились, козу держали, да огород.
Правда, дети ругали их за это, но не со зла, а с заботой. Хороших всё-таки детей они воспитали! Вон и газ им в дом провели, водопровод у одних из первых в деревне появился, из города хороших продуктов с запасом привозят, что бы ни таскали ничего тяжёлого. Только вот приезжать часто не получалось: дела.
И три года назад подарил им внук котёнка, что б старикам веселее было. Их прежний кот, прожив на свете без малого 16 лет, отдал Богу душу. Пуся, как назвал её внук, уменьшительное от Пуговки. А Пуговка, потому что отметинка на лбу у неё, круглая и с двумя точками. Сама кошечка серая, полосатая, ничем кроме этого белого пятна, от других деревенских кошек не отличается.
Разве что характером. Очень уж ласковая кошка, и компанейская. Дед в огород — она за ним, трётся о шерстяные носки. А иной раз и на руки, как ребёнок, просится: встанет на задние лапы, передние к деду тянет. Бабка козу доить — Пуся рядом, у неё и миска личная в сарае стоит: Настасья сперва ей надоит чуток, потом уж в ведёрко себе.
Дед с ней новости телевизионные обсуждает, а то от бабки в этих вопросах никакого толку. А Настасья спать с собой берёт, та ей под бок ложится да греет до утра. Ежели ночи холодные и, гудят у стариков ноги по очереди то к одному, то к другому на ноги ложится. Заботится, согревает. А у стариков от такой заботы и на душе теплее.
Была у Пуси страсть к охоте. Как начиналась весна, так пропадала она. То сутки птиц стережёт, то по два дня из сарая не вылазит. В такие дни даже на хозяйские голоса не отзывалась. Зато приносила им на крыльцо подарки: мышей да воробьев. Один раз даже крысу поймала. Охотница, одним словом.
А как по осени листья с деревьев облетали, так сидела дома, мурлыча под нос. На улицу только по своей кошачьей нужде выходила, не задерживалась надолго, мышей в подполе сторожила, где нет ветров да снега. Даже козу доить с бабкой не ходила. «Молоко видать не жирное, не по нраву ей» — смеялась Настасья и накладывала в кошачью миску сметанки с творогом. Кого старикам баловать как не её?
И вот пропала старикова любимица. Три дня домой не приходит. На четвертый бабка слёзы утирая, причитала:
— Куда ж ушла, милая? Неужто собаки загрызли?
— Да может, придёт ещё — успокаивал дед, а у самого подбородок трясется — в деревне бродячих собак-то нет.
— А вдруг мышей кто потравил, а она отравленную съела, да сама померла? — пуще прежнего плакала старушка.
— Бог её знает, Настасья. — Всхлипывал дед, и уходил в сарай: ещё раз позвать кошку, да вытереть слёзы, успокоиться.
На пятый день Настасья с утра не встала, всё на голову жаловалась. Может давление, решил дед и дал ей таблеточку. Сам рядом прилёг — без жены и без кошки ничего делать не хотелось.
В окно стучался студёный и злой ноябрьский ветер, а в доме на постели дремали два старика.
Только в обед встал Макар: надо козу покормить, голодная же со вчерашнего вечера:
— Ты лежи, Настя, я схожу. Мигом управлюсь и чайку нам налью.
— Иди — шепнула Настасья — там, на крючке ведёрко чистое, ты подои её хоть немного, а уж вечером сама выйду.
— Лежи, разберусь — и дед Макар, кряхтя слез на пол, надел ещё одну пару шерстяных носков, жилет овчинный и пошёл к двери.
С кровати бабка прислушивалась, как кряхтит он, натягивая валенки на пороге. Хлопнула дверь — вышел в сени. Через минуту ещё одна — значит взял ведёрко и на крыльцо вышел.
Но тут снова в сенках бабахнуло. Вскочила Настасья — что случилось, уж не упал ли Макар?
Смотрит, а в дверях старик её стоит, улыбается во весь рот. А на руках у него Пуся! Сидит довольная, о плечи деда трётся, морду к бороде тянет. Видно, что рада встрече, уж и так спинку выгнет и эдак. А сама мурлычет, мурлычет.
Настасья, не помня себя от радости, бросилась к ним, даже тапочки не надела, как была в одних носках, так и пошла.
— Пусенька, родная, да где же ты была-то? Да мы же тебя, милая, чуть было не похоронили. Где ж тебя, окаянную, носило столько дней? — утирая счастливые слёзы, бормотала Настя. — Ты, Макар, иди, коза сама себя не подоит, а я Пусеньке сметаны положу, да кашу сварю.
— Ожила... — счастливо улыбнулся дед, и пошёл в сарай.
Кошка по имени Пуся, благодаря которой и родился этот рассказ
А Настя, всё говорила и говорила кошке ласковые слова и выцветшие глаза старушки излучали счастье. А та тёрлась о бабкины ноги и мурлыкала громко. Видно, что соскучилась тоже.
Пока старики ели кашу, то к одному на колени забиралась, то к другому. Никто её не гнал, хотя бабка порой ворчала, стоило кошке сунуть хвост в тарелку. Наласкавшись, пошла в спальню, на бабкину подушку легла, умылась, да и заснула, свернувшись калачиком.
Так и не поняли старики, где пропадала кошка в морозные ноябрьские дни, когда и снег ещё не выпал, не согрел чуток землю. Вернулась вроде сытая, не похудевшая, а даже чуть располнела. Шерсть сухая, бока не ободраны. Что загуляла по-кошачьи — исключено — внук стерилизовал её ещё в городе, рассудив, что с котятами старикам некогда возиться. А приносят кошки их по 3 раза в год. Так и осталось для всех загадкой исчезновение кошки.
С тех пор почти каждый день уходила Пуся на прогулки часа на два-три. Старики удивлялись: что случилось с их любимицей, так любившей тепло и не жалующей холода?
А через месяц опять пропала кошка почти на неделю. Макар да Настя в этот раз переживали меньше, но, то и дело поглядывали в окно, не виднеется ли длинный кошачий хвост. А как темнело на улице, дед трижды до сна, выходил на крыльцо, звал кошку. Та не появлялась.
И вот когда бабка начала уже сильнее тревожиться, да чаще у окна стоять, вернулась опять, гулёна. Как и в прошлый раз — сытая, теплая, соскучившаяся по хозяевам.
Старики ломали голову: куда же ходит Пуська? Макар несколько раз проследить пытался. Да где уж там!? Пока он до ворот дошаркает, она уж юркнет под забор и, поди, разбери, где её следы.
Несколько раз как будто видел он её, возвращаясь с почты. Вроде она была: прыгнула на кирпичный забор нового дома, а потом соскочила вниз. Но, не уверен был дед в своих глазах: подводили уже. А как в чужой дом зайти? Тем более дом этот из новых, только летом туда заселились люди, он их не знает.
За зиму три раза пропадала Пуся. Старики даже привыкли к её «командировкам», как сказал дед Макар. Только сердце бабы Настасьи каждый раз не на месте было, всё боялась она, что не вернётся Пуся к ним. Украдкой утирала слёзы, если не было любимицы больше трёх дней.
И вот однажды, было это уже в апреле, когда дороги вновь стали тёмными, неожиданно выпал снежок. Лёгким, пушистым и белоснежным ковром устелил он деревенские дороги. Машины ещё не проезжали, и казалось, что зима задержалась в деревне.
Дед Макар пошёл в магазин — хлеба прикупить, да пряников Настасье к чаю. Вышел за ворота и увидел следы кошачьи, аккурат от их забора по дороге в сторону почты ведут.
«Не иначе как Пусины — подумал дед — прослежу-ка куда ведут следы»: решил он и затоптал в обратную от магазина дорогу.
А следы привели его к тому дому, где будто бы видел он кошку раньше. До забора довели кошачьи лапки, отпечатанные на снегу. И пропали — не иначе как на забор запрыгнула!
Дед помялся немного с ноги на ногу, почесал седую бородку и нажал на звонок.
Дверь открылась:
— Кто там? — звонкий женский голос крикнул с крыльца.
— Соседи — коротко ответил старик — Выйдите на минутку.
Дверь захлопнулась, и вскоре вновь открылась. Кто-то быстрыми шагами сбежал по ступенькам и добежал до калитки. Тяжёлая дверь открылась: невысокая женщина в цветастом платье, кутаясь в платок, переминалась от холода с ноги на ногу, вопросительно смотрела на деда:
— Здравствуйте. Вы к кому?
— Тут такое дело... — дед кашлянул — Моя кошка к вам во двор прыгнула. Забрать хотел домой.
— Какая кошка? — подняла брови женщина.
— Да серая такая, с длинным хвостом и пятном на лбу.
— Ласка? Ласка — ваша кошка? — воскликнула женщина — Пойдёмте в дом, пойдёмте, холодно тут стоять.
Дед неуверенно пошёл за ней. На крыльце вытер галоши о коврик, порывался снять их, да женщина остановила:
— Дома снимете, холодно.
Зашли в дом: большой, теплый, светлый. Пахнет деревом. Тут же из одной двери выскочила Пуся, да кинулась тереться о дедовы ноги.
— Пуська, ты чего тут делаешь? Тебя дома плохо кормят что ли? — поворчал Макар, почёсывая ей за ушком.
— Пуся. Вот как её, оказывается, зовут, а мы Лаской назвали, уж больно ласковая — улыбнулась женщина — да вы заходите, чай сейчас поставлю, да расскажу вам про кошку вашу.
— Кис-кис-кис — из двери высунулась детская головка — Ласкуша, ты куда ушла? Мы же не доиграли. Здрасьте. — на деда смотрела девчушка лет пяти. Светлые косички, яркое платье и раскрасневшиеся от удовольствия щёчки.
— Настюш, этот дедушка хозяин Ласкуши, и зовут-то её, оказывается, Пуся!
— Ну да, у неё вон отметинка на голове, как пуговка — пояснил дед — Вот Пуговкой её и кличут, а сокращённо Пуся.
— А вы сейчас её заберёте? — испугалась девчушка.
— Нет, милая, ты пока поиграй, а мы с дедушкой поговорим — поспешила ответить мать. — Пойдёмте в кухню.
— Меня Наташа зовут. Мы недавно сюда переехали — сказала женщина.
— А я дед Макар — представился старик.
— Вы садитесь, я сейчас чайку подогрею, промозгло сегодня, нежданно зима вернулась.
Налив чая, поставив на стол вазочки с вареньем да конфетами, Наталья села напротив деда и начала сой рассказ:
— Мы летом переехали сюда. У нас тут пока никого знакомых нет, летом ремонт доделывали, знакомиться некогда. Вот кошка ваша нашим первым другом и стала. Перепрыгнула она через забор как-то и стала с Настюшей играть. И на ночь осталась с ней. Мы с мужем не были против — дочке скучно, мы заняты постоянно. Всё лето она к нам ходила, осенью реже стала бывать. Мы отпускать не хотели сперва, но она забастовку устроила! — женщина улыбнулась — Села к дверям и давай мяукать. Мы её пытаемся на руки взять, а она огрызается, не идёт. Так и сидела, пока не выпустили. Настюша боялась, что обиделась Ласка на нас, не придёт больше. Она и правду после того раза больше недели не приходила. Мы очень переживали. Потом она вернулась, Настя прыгала от радости. Только мы с тех пор её никогда не задерживали: хочет идти — пусть идёт.
Наталья подлила чай:
— Вы пейте, пейте, дед Макар.
— Ага — Старик согрелся в этом доме, и от такого рассказа тоже: не ожидал он что их ласковая Пуся, способна устроить бунт, и всё ради того что бы вернуться к ним, старикам.
— Так вот, приходила она к нам теперь редко один-два раза в неделю, играла с Настёнкой, рыбку съедала и уходила. — Продолжила Наталья — Рыбку она любит очень, вот муж для неё специально привёз, мы в морозилке держим, а как придёт — размораживаем.
Ухмыльнулся дед: так вот почему ему порой казалось, что от кошки рыбой пахнет. У них рыба была редко, только когда дети привозили из города. И думал Макар, что нюх подводит его, мерещится запах.
— А в начале ноября Настюша заболела. — Глаза Наташи поволокло грустью — Высокая температура держалась несколько дней, мы и врача вызывали, тот разводил руками, давал жаропонижающее и уезжал. Мол, грипп, лечите, вот вам список лекарств. На второй день пришла Ласкуша. И прямиком к Настеньке, легла прямо ей на грудь и лежала так. Муж сперва хотел согнать, мол, тяжело ребёнку держать кошку. Но она вцепилась когтями в пижамку и не отпускала. Настя заплакала, что бы не забирали кошку, вот мы и решили — пусть лежит. Несколько раз спускалась Ласка, ела рыбу, ходила в туалет — мы же ей лоток в доме поставили ещё летом, и опять к Настеньке шла. Через несколько дней температура спала, а Ласка ушла. Мы так тогда и не поняли, кошка ей помогла или молодой организм сам справился! Таблеток не давали, постоянно мерили температуру, что бы в случае чего сразу сбить.
Наталья вздохнула, вспомнив ту осеннюю болезнь дочери. А Макар понял, что как раз тогда впервые она от них ушла надолго.
— Ну а дальше что? — поинтересовался он.
— Дальше опять Ласкуша приходила один раз в день, иногда и вовсе не являлась, когда холодно особо было. Сидела у нас пару часов и уходила. Мы привыкли, каждый день ждали.
— Не любит она холода, — Пояснил дед — вот и не выходит в морозы
— А потом опять Настёнка заболела, гнойной ангиной на этот раз. И снова пришла ваша Пуся и не отходила ни на шаг от кровати почти неделю. Три раза за зиму Настя болела, и осенью в первый раз. И все четыре раза кошка приходила, лечила Настюшу. — Наталья смахнула набежавшую слезу — А как выздоравливала Настя, так долгие визиты прекращались, ночевать не оставалась. Поиграет, поест и ушла. Если не выпускали сразу — ругалась, мяукала. И мы её не смели задерживать. Вот такие дела, дед Макар! Вот кем стала для нас ваша Пуся: другом, лекарем, ласкушей. — закончила она.
— Чудеса — протянул старик — знали мы, что Пуговка наша чудная кошка. Но что бы настолько и не догадывались. Не зря она в Настасьиных ногах всю ночь лежит, а та говорит, что вроде легче по утра. Мою жену тоже Настей кличут. — Пояснил он. — Уж мы переживали, когда она первый раз пропала, Настасья слегла даже, а как вернулась Пуся, так вновь радость в дом вернулась.
Долго ещё сидели Наталья с дедом Макаром, обсуждали их, теперь уже общую кошку.
— Ой, засиделся я у вас — поднялся старик — меня жена уж потеряла, поди. Пойду я. Ты со мной, Пуся?
Та услышала своё имя, выскочила из комнаты, да прямиком к деду на руки залезла. Домой собралась. Маленькая Настя на прощание наставляла:
— Ты ещё приходи, Ласкуша. Я ждать тебя буду. Папа рыбки новой привезет. И мышку плюшевую. Поиграем.
У ворот уже ждала взволнованная Настасья.
— Ты где был, Макар? Магазин не в той стороне. Ты перепутал что ли? А это чего у тебя на руках? Ба! Так это ж Пуся! Ты что ли блудного домой привела?
— Пойдем, Настасья, расскажу тебе, где пропадает наша кошка. Наша ласкуша... — и он нежно почесал кошку за ухом.
Так и стала Пуговка, она же Ласка, жить на две семьи. Теперь уже, когда старики не волновались, могла задержаться на несколько часов. Но ночевать всегда приходила домой, греть стариковские ноги. А если не приходила, значит, заболела маленькая Настя, и старушка несла к ним в дом, малину, козье молоко, травки. Ни разу не подвело Пусю чутьё.
Только весной и летом пропадала не в чьём-то доме, а на охоте. Всё также приносила старикам подарки на крыльцо, и на два-три дня исчезала в сарае, выжидая добычу.
Настенька покуда не выросла часто приходила с матерью к старикам домой. Те рады ни рады: детский смех, беготня, да и Пуся рядом. И им есть с кем поговорить. Как в школу пошла так только по выходным забегала и то не каждый раз. Наталья среди недели заглядывала к ним, то пирожков занести, то просто поговорить, про здоровье спросить.
Объединила маленькая кошка две семьи. Настюша стариков баба, деда, зовёт. Они её внученькой, а Наталью дочкой. Подарила свет стариковским будням молодая семья. Настюша через всю жизнь пронесла память о своей первой, самой любимой и ласковой кошке. И о бабе Насте, да деде Макаре.
Комментарии (0)